Вечерние прохлада и последние птичьи трели уступили место опустившейся ночной дрёме. Как солнечный свет наполнял всё, чего мог коснуться жизнью и теплом, так теперь полумрак ночи жадно пытался отобрать это тепло, завладеть им. Отчаянным коллекционером стремясь заполучить себе, как можно больше этого чувства, заставляя всё живое теснее прижаться друг к другу в ожидании нового дня.
Где-то на отшибе, настолько далеко от городской жизни, что дорога превратилась в ощетинившегося каменным скелетом змея, за посеревшим, переливающимся бирюзой лунного света, лесом возвышался особняк. Обветшалый, но сохранивший былое достоинство, он помнил об этом месте много больше, чем потерявший былое величие, старый дуб. Дом помнил его ещё молодым саженцем, теперь же, некогда могучее тело великана, зияющими ранами встречало неизбежность. Он помнил десятки людей, бесконечно снующих у своего свежего фундамента. Помнил огни, которые эти люди жгли, как внутри, так и снаружи, согревая и его, и себя. Даже сейчас, скрипя половицей или тяжело постанывая лестничной ступенью, с тоской вспоминал он те огни и ту жизнь. Особняк, что стоит на отшибе, так далеко от людей и их суеты.
На первом этаже в просторном фойе, напротив входа, потенциального гостя встречали высокие заводные часы с маятником и приятным перезвоном колокольчиков, что приводили в движение особые механизмы. Красивый циферблат с изображённым по центру приятным пейзажем, массивные стрелки и бережно вырезанные умелой рукой обрамления. Они твёрдо стояли на невысоких ножках, ступни которых были украшены резьбой под львиные лапы. Твёрдо стояли на выцветшем ковре, ворсинки которого уже не просто потеряли цвет, а плотно прилипли к полотну, обесценивая чью-то прекрасную работу, превращая его едва ли не в циновку. Да в целом, достаточно было бегло осмотреться, чтобы понять и одновременно удивиться тому, как бережно хранились эти часы и с каким пренебрежением относился владелец особняка ко всему остальному, по крайней мере к интерьеру в прихожей. Те же, часы, в свою очередь будто дразня всё остальное вокруг себя, бодрыми щелчками безустанно двигали секундную стрелку от цифры к цифре, с чуть более громким щелчком отзываясь ей стрелкой минутной.
Этот звук – размеренные, ритмичные щелчки механизмов - он, как будто заполнил теперь собой весь дом.
В такт ходу стрелок, то ли желая заглушить раздражающую их закономерность, то ли наоборот подстраиваясь, в кресле-качалке раскачивался владелец дома. В его облике почти отсутствовали следы старения. Почти.
Бледная, натянутая и суховатая кожа. Пустой взгляд из-под прикрытых век, пустой, но выдававший нескончаемый поток мыслей во слегка вытянутой в лице, покрытой густой растительностью, чёрного, как смоль цвета, голове. Брюнет тщательно следил за своими волосами - они буквально блестели муссом, зачёсанные к затылку от самой чёлки, обнажая морщины концентрации протянувшиеся по высокому лбу. То и дело мышцы, на худых, выбритых до синевы щеках подёргивались, выдавая общее раздражение персоны, отвечая в такт этому тику резким стуком ногтя о подлокотник кончиком пальца. Такого же длинного, вытянутого и сухого пальца, как можно было бы описать фигуру этого мужчины.
- Господин? – хриплый, сухой голос, заставил его остановиться и повернуться к обратившемуся прислуге. – Тот человек, он пришёл. Вы хотите его видеть? Или пусть займётся делом?
Иссушенное нечто, лишь отдалённо напоминающее человека в прошлом, согнулось в вежливом, услужливом поклоне, ожидая распоряжений своего хозяина. Пожелтевшие, местами сгнившие зубы, растянулись в широкой заискивающей улыбке. Редкие остатки пожелтевших под налётом времени и пыли волос, свисали на плечи слуги. Он выглядел так, что хотелось, как можно скорее зарыть его в ту могилу, тот склеп, откуда его вытащила чья-то чудовищная воля. Что, кстати, контрастировало с выстиранной, выглаженной, а местами и накрахмаленной униформой дворецкого. Взгляд его светящихся глаз упирался под ноги, выдавая почтенный трепет перед господином и полное ему подчинение.
- Думаю, - владелец дома замолчал, оттягивая ответ, тщательно взвешивая своё решение. – Думаю, сегодня я расположен к беседе. Пусть поднимется.
- Да, господин, - раскланиваясь и пятясь нечто обронило хриплым голосом. – Будет исполнено.
Несколькими минутами позже, дверь за спиной приоткрылась и раздался вежливый стук.
- Проходи, присаживайся, - не оборачиваясь в своём кресле брюнет указал на кресло, стоявшее чуть ближе к камину.
Робкими и тяжёлыми шагами, крепко сложенный, обросший пышной бородой и изогнутый ношей прошитых лет, гость прошёл к указанному месту и осторожно опустился в кресло, не скрывая удовольствия на лице и благодарно кивая на приглашение. Он чувствовал, как скользит взгляд пуст серых глаз по его силуэту, от головы до пят и обратно. Невольно поправил тонкими и длинными пальцами он свою изрядно поседевшую шевелюру, растрепавшуюся после того, как был снят головной убор. Взгляд потерявших прежнюю зоркость, но всё ещё искрящихся жизнью глаз опустился чуть ниже, не смея встретиться со взглядом глаз напротив.
Нависшая тишина смущала его, заставляя слегка ёрзать в кресле, проверить все ли пуговицы его клетчатой рубашки застёгнуты. Воротник, грудной кармашек, пальцы пробежались по одежде, выдавая волнение, пока не остановились на коленях, сжимая больные, костлявые ноги в коленах, через плотные, тёмные брюки.
- Кхм, - наконец решившись нарушить это молчание он прокашлялся, очищая сиплое горло. – Вы, должен заметить ни капли не изменились, с момента нашего знакомства, - под пышной кисточкой усов заиграла лёгкая улыбка. – Я то всегда думал, что мы ровесники… да…
- Все стареют по разному, - сухо, но вежливо ответил собеседник, перестав раскачиваться.
- Это да… это Вы правы, - пожилое лицо искренне выдало лёгкую грусть, промелькнувшую в словах мужчины. – Но, в этом ведь нет ничего плохо, не находите?
- В старении?
- Ну, в этом тоже…
- А конкретнее?
- Конкретнее? Ну, как бы это сказать, Вы же знаете, что считается, что чем больше и шире у человека душа – тем быстрее он стареет. Значит хороший человек, много добрых дел сделал, да и жизнь достойно прожил… так что, - он снова улыбнулся, - можно сказать, что это всё про меня.
- Простое оправдание, ради утешения себя в собственной немощности, - брюнет слегка наклонился вперёд, пристально вглядываясь в лицо собеседника. – Из этих слов выходит, что не бывает полоумных стариков и вредных для себя и для общества старух.
- Люди не становятся вредными и полоумными просто так. Мы все живём свои жизни так, как умеем… кто-то, как Вы - в роскошном особняке. Сыто, комфортно, может позволить себе даже такого причудливого слугу. Я всё ещё подозреваю, что Вам его кто-то из вредности предложил, - он попытался отшутиться, поглаживая пушистую бороду. – А кто-то к последним дням своим начинает походить, как раз на подобную образину.
- Удивительно слышать подобное от часовых дел мастера, - брюнет снова откинулся в кресле, начиная неспешно раскачиваться.
- Я всего лишь человек, - скромная улыбка в ответ. – Человек, который зарабатывает на жизнь тем, что умеет лучше всего, как и мой отец, и мой дед. Вы ведь знаете, мы с Вами как-то уже говорили об этом.
- Да. Почти каждую нашу встречу мы возвращаемся к этой теме. К слову. Если я правильно помню, у деда был младший брат.
- Да, был. Был, да пропал… это тёмная история. Отец рассказывал, что уже в горячке, прежде чем отойти на тот свет, дед рассказал ему, что стало с его братом. Но признаться, история там такая, что батюшка мой унёс её с собой в могилу. Они, кстати, говорят когда-то жили в этих краях. До поветрия.
- Если верить книгам, в те времена в этих краях много кто жил.
- Хах, в книгах всего не напишут, уж поверьте мне. Кое что приходится придумывать и подмечать самому. Хотя, конечно, я не могу назвать себя начитанным и уж тем более просвещённым, но моя профессия требует кое-каких познаний. Да. И вот, что я Вам скажу – порой быстрее самому узнать, чем достать нужную книгу.
- И что же тогда заставило людей сняться с места?
